Мислата (исп. Mislata) — муниципалитет в Испании, входит в Автономное сообщество Валенсия. Муниципалитет находится в составе района (комарки) Уэрта-Оэсте. В Мислате проживает 45 тыс. человек 106 национальностей.

Среди них и небольшая по численности, но сплоченная армянская община. Она создавалась на протяжении многих лет. Дело в том, что именно в Мислате, работал Государственный эмиграционный центр и сюда стекались все те, кто избрал своим новым местом жительства Испанию. Так здесь оказались и будущие члены армянской общины. Вначале они снимали квартиры, работали и приспосабливались к новым условиям, подчас весьма сложным, продиктованными законами и традициями Испании. Ближе познакомившись с испанской жизнью и людьми, поняв и полюбив страну, начали покупать свое жилье.

Один из них – Дживан Мирзоян. Он родился в Ереване. После окончания Ленинградской Академии художеств, остался жить в городе на Неве, где создал семью. Работая творчески, искал новые формы и темы, не забывая о своих корнях и традициях многострадальной Родины, добивался признания, участвуя во всевозможных отечественных и зарубежных выставках. Однако в лихие 90-е годы прошлого столетия принесли серьезные перемены, а вместе с тем не менее серьезные проблемы. Многие оказались в столь сложной, а подчас безисходной ситуации, когда вопрос шел не только о возможности просуществовать, речь шла попросту о сохранении жизни. Дживану пришлось принять тежелое для себя решение покинуть страну.
Уехал в Европу. Вернуться в Армению в то время было не лучшим выходом. Жил в Мадриде. Здесь продолжил свою деятельность и снова добился признания. Несколько позже переехал в Мислату, где было проще открыть художественную галерею. Так и осел здесь на берегу Средиземного моря. Связи с Питером не прерывает. В Союзе Художников по-прежнему его помнят и рады видеть. Мастерская, как и раньше, остается местом вдохновения, творчества и встреч однокашников.

Дживан Мирзоян – скульптор и живописец из испанской Мислаты, член Сан-Петербургского отделения Союза художников России, является вице-президентом ассоциации "АРАРАТ" (Мислата, Валенсия, Испания). Все, что может и все, что умеет, как любой другой член ассоциации, вкладывает в продвижение ее целей.

***

Расскажите о себе

Мой дед - Патвакан Мирзоян был выходцем из Баку. Еще в царские времена окончил четыре класса одной из бакинских гимназий. Несмотря на нехватку классического образования, был весьма способным к наукам человеком, что помогло ему в последствии выучиться на бухгалтера.
После большевистской революции 1917 года всех армян, в том числе и моего деда, выгнали из мусаватистского Баку, и он переехал через Нахичеван в дашнакскую
Армению, а точнее в Сисианский район, деревню Салвард. Здесь женился, работал бухгалтером колхоза, объединявшего несколько соседних с Салвардом деревень.

Мой отец – Михаил Патваканович (Петрович) Мирзоян родился в 1926 году. Шел уже 1944 год, когда отец достиг призывного возраста. Красная армия одерживала победу за победой, и война близилась к концу, поэтому отца не взяли на фронт. Он поступил учиться в Политехнический институт в Ереване и стал инженером-строителем. Строил фабрики и заводы, жилые комплексы в Агараке (горняцкий поселок в 9 километрах от Мегри на границе с Ираном – прим.ред.), Нахичеване, Сисиане, Дастакерте и других уголках республики. Отец успел обзавестись семьей. Первым ребенком у молодой супружеской пары родилась моя старшая сестра Мира, а мы с братом родились, год спустя, в декабре 1949 года. После нас появилась на свет сестра Маре, последним - младший брат Овик. За отцом по всем стройкам следовала его большая и шумная семья. Отец не располагал свободным временем в достаточной мере, поскольку работа сложная и напряженная требовала полной отдачи, но любая свободная минута принадлежала детям. Он хорошо рисовал, вероятно, унаследовав талант нашего деда. Дед же был блестящим рисовальщиком. По-видимому, нам с братом было предопределено стать художниками.
В 1956-1957 годах отец спроектировал и построил для семьи в родном Сисиане большой и красивый дом с паровым отоплением, санузлом внутри здания, что было неслыханной роскошью для провинциального городка.
В 1962 году отец и мать приняли решение переехать жить в Ереван, чтобы дать детям возможность получить хорошее образование. Наша квартира была в "ерорт масе" – на третьем участке, недалеко от кинотеатра "Хайреник" ("Родина" – прим.ред.) рядом с Дворцом Культуры. Мы с братом учились в школе №31, напротив нашего дома. Живя в Ереване, мы никогда не забывали свои родные места.

Мой брат-близнец – Фараон Мирзоян, с детства готовился стать живописцем. Он даже брал частные уроки у Захара Хачатряна – сисианского художника, выпускника Ленинградской Академии художеств. В 15 лет, состоялась его первая персональная выставка в Ереване, которую посетили известные художники той поры. Вряд ли сейчас смогу вспомнить, многое уже из памяти стерлось. Что касается меня, то художественные способности были, но, как и все мальчишки, я мечтал о космосе.

В школе учился не очень старательно, скорее наоборот. С точными предметами у меня взаимотношения не складывались, а гуманитарные наводили скуку. Брат учился лучше меня, как я уже говорил, у него была цель – стать художником. Я несколько позже определился с целью в жизни, но творчество уже будоражило воображение, а затем появилось и желание создавать грандиозные архитектурные проекты.
Отец, работая уже архитектором, часто приносил домой чертежи, поверх которых мы с братом тушью наносили линии. После школы я даже какое-то время работал в «Ереван-проекте» чертежником.

В 1967 году, по совету знакомых профессиональных художников, отец отправил Фараона в Ленинград, поступать в Академию художеств. Однако, с первого раза брату не удалось поступить. Он поступил лишь на следующий год, и я поехал его поздравить от имени всей нашей многочисленной родни. Да так и остался в Ленинграде, изменившим всю мою дальнейшую жизнь...

Как-то раз, в один из выходных дней, преподаватель рисунка в Академии – Петр Гаврилович Кипарисов, пригласил моего брата в свою мастерскую на Московском проспекте, а брат уговорил меня пойти вместе с ним. Я захватил с собой присланную отцом бутылку армянского коньяка, и мы отправились к Петру Гавриловичу. Мастерская поразила нас размерами и мягким светом, льющимся из огромного окна. Вместе с Кипарисовым в мастерской нас ожидала и миловидная девушка, оказавшаяся натурщицей. В отличии от брата, я, восемнадцатилетний выходец с Кавказа, с таким явлением, как натура, столкнулся впервые и сначала не понял, когда Кипарисов обратился к девушке с просьбой раздеться. Она без всякого смущения сняла с себя одежду, кровь невольно ударила мне в голову. Вероятно я выглядел достаточно нелепо, борясь со смущением и чувством неловкости. Мой брат, как ни в чем не бывало, встал за мольберт и взял в руки карандаш. Кипарисов, усмехнувшись, дал мне в руки бумагу, карандаш и папку вместо подставки, сказав при этом одно короткое слово: "Рисуй!". И я, стесняясь лишнй раз поднять глаза, начал рисовать. Это было мое первое приобщение к творчеству – вообще, и к рисунку – в частности.
Кипарисов внимательно просмотрел на рисунок, выполненный в спешке, в состоянии душевного трепета. К моему удивлению предложил стать вольным слушателем в Академии. Меня в тот день захватил процесс творчества, нежно приобнял и понес ввысь, чтобы мучиться и одновременно радоваться, терять и вновь находить. Я начал посещать уроки живописи и рисунка в качестве вольного слушателя. Это давало мне даже ряд преимуществ перед зачисленными студентами, так как не являлось обязательным посещать скучные лекций по марксизму-ленинизму, политэкономии столь далекие от мира искусства.
Я, наконец, понял, что мое призвание – Творчество. Хочу быть художником, но не живописцем, как мой брат, а скульптуром. Создавать монументальные произведения, уже возникавшие в моем воображении.

И опять мне помог Петр Гаврилович Кипарисов. Он поговорил с Игорем Всеволодовичем Крестовским, преподавателем кафедры скульптуры, замечательным человеком, умудренным почтенным возрастом, и великолепным педагогом. Он допустил меня на свои занятия.
Поначалу, глядя на работы академических студентов, думал, что мне никогда не удастся добиться легкости и точности в передаче движения человеческого тела, но с каждым занятием стало получаться лучше и лучше. Однажды Крестовский заявил мне, что я врал ему, когда говорил будто бы никогда до этого не лепил. Это была для меня похвала в высшей степени, так как я говорил чистую правду своему любимому преподавателю. Я действительно никогда прежде не держал в руках глину.
Меня стали допускать в академические мастерские со студентами второго курса, который вел Крестовский. Я лепил и рисовал с утра до вечера, забывая про еду и развлечения, которым предавался в первые дни своего приезда в Ленинград.

Так прошел год, и начались вступительные экзамены. Я сдал приемные экзамены в Академию, но не прошел по конкурсу. На следующий год история повторилась, и снова не прошел по конкурсу. Андрей Андреевич Мыльников, который вел курс моего брата, и не по наслышке знал, что я рисую не хуже студентов третьего курса, а в некоторых позициях даже превосхожу их, не раз высказывался весьма неодобрительно по этому поводу. Семидесятые годы прошлого столетия! На слуху ходил анекдот: "Вопрос: «Может ли сын генерала стать маршалом?» Ответ: «Нет не может, так как у маршала есть свои дети». Нечто подобное случалось и в сфере искусства.

После четвертой неудачной попытки поступить по конкурсу в Академию, узнал, что освободилось место для выходца из братских республик – абитуриента из Казахстана призвали в армию. Я поехал в Москву, чтобы добиться этого места. Меня принял Николай Васильевич Томский – президент Академии Художеств СССР. У него в кабинете в этот момент находились известные художники Налбандян и Решетников. Просмотрев мои работы, Николай Васильевич подписал приказ о моем зачислении в Ленинградскую Академию художеств. С безграничным чувством радости вернулся в Ленинград и пришел с приказом к ректору Академии Орешникову, но оказалось, что на это место уже зачислили сына заслуженного советского скульптора.

Только на седьмой раз, в 1977 году, я поступил в Академию. Студенческий билет вручал мне сам Николай Васильевич Томский, отмечая мою настойчивость и усердие.
По-правде говоря, я уже прошел весь академический курс по живописи и скульптуре, занимаясь в аудиториях и академических мастерских в качестве вольного слушателя.

Все эти семь лет, чтобы как-то прокормиться, работал в разных местах. Товароведом в Академии, обеспечивая учебный процесс, художником в кинотеатре "Молния" на Петроградской стороне, рисуя афиши (сегодня этого кинотеатра нет – прим.ред.) Отец всегда помогал и финансово, и в нашем стремлении добиться определенных высот в жизни. К сожалению он ушел от нас более тридцати лет назад в возрасте 57 лет, а мать умерла больше года назад, здесь, в Испании.

Поступив в Академию, на первом курсе учился в мастерской Соколова, на втором – у Крестовского. На третьем курсе нас распределили по мастерским, где мы оттачивали свои навыки до окончания Академии. С третьего курса я учился в мастерской Народного художника СССР Михаила Константиновича Аникушина.

Что это за профессия такая – скульптор?

Сократ сказал: «Скульптор должен в своих произведениях выразить состояние души».
Думаю, что в этом высказывании философа и заключается ответ на вопрос. Человек творческой профессии, включая и скульптора, находится в постоянном поиске тем. Порой совсем незначительный эпизод в повседневной жизни, прочитанной книге, увиденном фильме может вызвать бурю чувств и взволновать душу.
На первом курсе нас учили работать с камнем – как правильно отсекать ненужное от глыбы мрамора. Я тогда вырубил портрет брата из мрамора, подчеркнув черточки характера, известные только мне. Получился замечательный портрет!
Работа скульптора не заключается только в том, чтобы часами стоять с долотом, создавая свой "шедевр", хотя и это тоже. Скульптор должен обозначить идею в целом и создать макет будущей скульптуры, выразить свою мысль или найти образ. Все остальное делают специально обученные мастера – увеличители, каменщики, сварщики. Скульптор только следит за тем, чтобы сохранилась идея монумента и точность ее передачи. Он, вместе с архитектором проекта, организатор процесса.
Различные направления творчества требуют и различных средств выражения от традиционных до самых радикальных Замечательно, что традиции сосуществуют с новаторством. Современный скульптор может свободно выбрать путь, отвечающий его внутреннему миру.

Назовите несколько работ, в которых Вы воплотили свои идеи.

В 1980 году – год олимпиады в Москве, я учился тогда на третьем курсе. К нам в Академию приехала комиссия Министерства культуры СССР отбирать работы аспирантов из творческих мастерских к Олимпиаде. Михаилу Константиновичу Аникушину, председателю комиссии, очень понравилась одна из моих работ, изображающая спортсменку фехтовальщицу. Министерство заключило со мной договор. Такого в истории Академии до меня не случалось, чтобы студенту третьего курса поручили столь ответственный заказ. Я отлил почти метровую скульптуру в бронзе и получил за нее свой первый гонорар. Министерство культуры СССР заплатило мне 1800 рублей, а по тем временам серьезные деньги.
Дипломной работой в 1983 году была скульптура "Текстильщица". В экзаменационной комиссии обычно присутствовало много известных скульпторов, в их числе и Александр Павлович Кибальников. Все члены комиссии оценили мою скульптуру на "хорошо", заявив, что работа отвечает наиболее точно требованиям современности. Эта скульптура была приобретена за 2000 рублей профессионально-техническим текстильным училищем Ленинграда (сегодня Сан-Петербурга – прим.ред.). Она и сегодня украшает его фойе.
После Академии я два года работал в Ленинградском Политехническом институте, занимясь со студентами живописью, рисунком и помогая им постичь азы профессии скульптора. Работал также в скульптурном комбинате, где по заказу различных организаций лепил бюсты Блока, Гагарина, вождей Советского государства, в том числе Ленина, Дзержинского и др. Опять же заказ Комбината - монументальные скульптуры около 5 метров, поддерживающие олимпийские кольца, были установлены в городе Куйбышеве перед спортивным комплексом химкомбината. Рельефные панно, посвященные царю Петру Первому, прорубившему окно в Европу, для большого фойе в новом здании Ленинградского Кораблестроительного института. Мы работали над этой монументальной скульптурной композицией с моим другом и скульптором Левоном Бейбутяном. Достаточно много раз принимал участие в международных выставках в Болгарии, Польше, Венгрии и других странах Восточной Европы.
В 1985 году по рекомендации моего педагога Михаила Константиновича Аникушина, выдающегося скульптора эпохи, стал членом Союза художников СССР. После распада Союза являюсь членом Санкт-Петербургского отделения Союза художников России.

Вы могли бы заняться сегодня чем -либо иным, например, бизнесом?

Поиски нового в непрерывающемся творческом процессе стали частью моей сущности, поэтому не представляю и не вижу своей жизни вне искусства.

Армения – мои корни, родные и близкие люди, наконец, любимый брат. Мечтал, чтобы и в Армении были мои работы. По заказу Министерства культуры Армении создал образ известного политического и общественного деятеля османской Турции Григора Зограба, замученного во время Геноцида 1915 года. Бюст стоит перед ереванской школой, носящей его имя.

С юности восхищался и восхищаюсь до сих пор женской красотой. Вообще, настоящий художник не может жить без влюбленности и тем более творить без женского обаяния, воздушности и эфимерности этих капризных созданий.
Со своей будущей женой Аленой, познакомился еще студентом. Через год, в 1980 году, мы поженились. Прошло столько лет, мне уже седьмой десяток, а я и сегодня провожаю взглядом художника привлекательную женскую фигуру, и жена меня понимает и принимает.

Должно ли искусство по Вашему быть национально?

Думаю, что нет, посольку искусство национальности не имеет. Подлинные произведения искусства принадлежать всему миру и понятны без слов. Произведения искусство могут отражать эпоху и определенный срез общества.
С 1968 года живу постоянно вне Армении, и это наложило определенно отпечаток на мое творчество. Оно в полной мере соответствует той среде, т.е. русской, где учился и где шло формирование как художника. С 1998 года живу в Испании. В моих работах появились новые темы и легкие черты испанской манеры. Хочу сказать, что на художника большое влияние оказывает культура и среда, в которой он живет и творит. И еще – художник должен уметь постоянно думать. Только тогда он сможет быть успешным и востребованным.
Насчет присутствия сугубо национального колорита в творчестве художника постоянно, живущего вне пределов исторической родины, думаю, он может проявляться в рамках вполне конкретного проекта.
Я родился армянином и буду умирать армянином. Я - вице-президент ассоциации "АРАРАТ". Мы задумали создать памятник жертвам Геноцида и осуществили этот проект пять лет тому назад. Сегодня памятник "КАНЧ ХАЧ" открыт в сквере, где проходят официальные церемонии мэрии Мислаты.

У меня много скульптурно-художественных проектов, посвященных нашей исторической родине - матери Армении, но пока не нашелся тот, меценат, который бы помог воплотить их в жизнь. Причем, дело не в гонораре , а исключительно в приобретении материала и получении разрешения на установку. Все остальное сделаем мы, члены ассоциации.

Из всей богатой палитры мировой культуры мне ближе всего по духу испанская. Поэтому, когда стал вопрос о смене места проживания в конце лихих 90-х г, я выбрал Испанию.

Почему не Армению?

В Армении, после дефолта 1998 года, ситуация складывалась не лучшим образом. Кто, когда экономика рушится, думает об искусстве и о безработных художниках, поэтому решил попытать счастье в Европе. Два года жил в Мадриде у знакомого галерейщика Мануэля Аббаскал, которому очень нравилась моя живопись. Переехал в Валенсию поближе к родственникам, где и продолжил свою творческую деятельность, добился определенного признания. Открыл галерею в Валенсии, взяв кредит, купил квартиру в Мислате. Мислата – самостоятельный муниципалитет, но расположенный рядом с Валенсией. Семь минут на метро до исторического центра города.

Работал по всей Испании. Андалусия оставила самый яркий след. Арабская культура сохранилась здесь во всем ее блеске и великолепии. Ставил скульптуры в Кордобе, Севилье, Гранаде и других городах. Работал в качестве дизайнера, скульптура и архитектора, в одном лице, с командой подчиненных мне мастеров в Бенидорме (город с великолепным пляжем на берегу моря в провинции Аликанте в составе Автономного сообщества Валенсия – прим.ред.) В Бенидорме создавалась большая парковая зона, в которой слились элементы архитектуры разных эпох и разных городов мира – рядом с римским мостом и фонтанами, сочетались водопады и запруды с китайскими золотыми рыбками и японскими карпами КОИ.

Почему Испания, а не Франция или Германия?

Испанцы чем-то похожи на армян. Думаю, что наши темпераменты совпадают, отношение к друзьям и близким, доброжелательность, сердечность. Даже антропологически, т.е. строением черепа мы похожи, в отличии от немцев и французов. Я попал в новую программу, открытую и финансируемую правительством Испании, что вселило уверенность и надежду. Художников Испания любит и уважает! Через шесть месяцев семья получила вид на жительство с правом на работу.Сейчас у меня двойное гражданство – России и Испании.
И мне, и моей семье в Испании весьма комфортно. Все работаем. Жена – гид. Проводит экскурсии для русскоговорящих туристов по Валенсии и Автономному сообществу Валенсия. Сын – Армен, закончил Университет Валенсии и работает в большой американской кампании, занимающейся программным обеспечением. Он увлекается современной музыкой и играет на бас-гитаре. С групgой «Геральдика» записал диск. Так что мы тут надолго!

Не скучаете по дому?

Я нынче затрудняюсь сказать, где мой дом, а, главное, какой из них роднее! В Армении я родился, учился в школе, как же давно это было. Всю остальную сознательную жизнь прожил в России и Испании. Бываю в Ереване – дом. Все помню! Родные и близкие, которых много. Приезжаю в Питер – дом. Квартира, мастерская, дорогие моему сердцу друзья. Испания – родной дом!

Вы получили профессиональное образование в Советском Союзе. Сегодня вы считаете себя испанским художником. Есть разница в подходах к оценке творчества художника?

Сегодня на Западе искусство оценивает тот, у кого есть деньги. В СССР было
по- другому. Художникам государство выделяло помещение для творчества – мастерские. Они имели право участвовать в союзных и международных выставках Отбор работ шел на конкурсной основе. "Несмотря на то, что Академию художеств заканчивают многие, – говорил Аникушин, – художниками становятся единицы", поэтому участвовали в выставках только лучшие мастера, среди которых был и Ваш покорный слуга.

Первая скульптура – "Фехтовальщица", а чему посвящена Ваша последняя скульптурная работа?

Последнюю скульптуру "Святая семья" я посвятил невинным жертвам и героическим защитникам Арцаха – детям, женщинам, мужчинам.

Есть у меня еще один не осуществленный проект, который ждет своего часа. Эта монументальная композиция называется "Родина". В 1936 году американский писатель Эрнест Хемингуэй приезжает в Испанию, в Валенсию, где пишет страницы романа
"По ком звонит колокол", посвященный тяжелым испытаниям в истории страны.
Центральная фигура будущего мемориала – скульптура Родины-Матери, олицетворяющая Испанию, держащая ребенка, в руках которого колокол, звонящий всякий раз, когда подует ветер и напоминающий о сюжете знаменитого романа, посвященного гражданской войне в Испании.
Скульптура Родины-Матери будет располагаться на фоне Кафедрального собора и символа Валенсии – колокольни «Мигалет».
Монумент "Родина" должен быть установлен в Валенсии, в нем присутствуют традиционные элементы армянской символики и орнамента с планируемой на нем надписью "HAYASTAN-VALENCIA", символизирующие армянскую диаспору, для которых Испания стала второй Родиной.

Что же касается живописи, то я следую утверждениям моих учителей о том, что художник должен думать, а не только фиксировать момент. Я нашел свой стиль в живописи, позволяющий донести до зрителя мысли, волнующие меня.

Что для Вас значит слово "армянин"

"Армянин" – это зов, кровь и вера моих предков. Для меня оно означает мою жизнь. Я, по правде говоря, очень сентиментальный человек. Когда лепил мемориал о жертвах геноцида, в глазах стояли слезы, а горло часто сжималось и становилось трудно дышать.
Для меня, как для армянина, все что касается сохранения нашей самоидентичности среди тех, кто по воле судьбы живет вдали от Армении – священно. Иначе мои предки и, прежде всего, мой отец мне этого не простит.
Основной задачей нашей ассоциации является, как я уже говорил, сохранить в армянах Испани, Валенсии в частности, дух армянства, и не дать им забыть родной язык.
Мы также собираем подписи под призывом к правительству Автономного сообщества Валенсия признать Геноцид армян в 1915 году. Среди людей, подписавших этот призыв, стоят подписи не только армян, но даже турков, живущих рядом с нами. Недавно мэрия города Алзира, провинция Валенсия, признала геноцид армян, и Вы были свидетелем этого акта.
У армян есть поговорка: "Эт пес чи мина" ("Так не останется" или "Ничто в этой жизни не вечно" – прим.ред.). Все в этой жизни меняется, поэтому канули в прошлое многие империи. Наступит время, когда армяне станут настолько сильны, что смогут убедить Турцию признать факт геноцида, как евреи добились у немцев признать холокост.

Что бы Вы пожелали молодым армянам, желающим попытать удачи вдали от исторической Родины.

Надо понимать, что никто никого нигде не ждет с распростертыми объятьями. Надо быть трудолюбивым, целеустреммленным, честным, прежде всего перед собой, уметь нести ответственность за свои поступки. Не прельщайтесь прелестями западного образа жизни, так разрекламированного телевидением, кино и Интернетом, в действительности это жестокий, беспощадный мир. Слезам здесь никто не верит, но, если вы попали в среду, где есть какое-то общество твоих соплеменников, объединенных патриотическими идеями, то есть надежда, что сообща вы быстрее добьетесь успеха, не прибегая к унизительной ассимиляции.

Спасибо!