Май 1994 года. Уставший от тяжёлой, холодной зимы город, пробуждаясь "приходил в себя". Весной, вместе с теплом и солнцем в душах людей появляется надежда – надежда на доброе будущее, надежда на лучшие времена, надежда на долгие годы счастья.

Моя семья не отличалась от всех Тбилисских семей. Мы тоже надеялись, верили, ждали и думали, что всё то плохое, жестокое, неправильное – осталось позади. Верили, что в нашей стране не будет больше войн не будет стрельбы, взрывов и, тем более, терактов.

15 мая. Ничем не отличающееся утро. Обычная воскресная суета. Планы на вечер, тихий разговор за чаем и маленькие поручения от папы. Отец всегда давал нам с братом небольшие, но довольно интересные поручения, дабы сохранять порядок в доме, но при этом хорошо провести время в выходные дни. А, вообще, он умел любой день превратить в праздник. И в тот день он хотел всё запланировать как обычно: спокойно, весело, с толком и пользой.

Я помню каждую минуту, малейшие детали, почти каждое слово и всё происходящее тогда. Я отчетливо помню всё, что делал отец в то утро, всё, что он говорил и чем был занят и взволнован.

Тбилисские армяне хорошо знают этот период. В мае месяце в армянских школах города напряжённо готовились к традиционному отчётному концерту "Гарун гарнан меч" (""Весна" весной"), который ежегодно проводился в Армянском драматическом театре. Одним из ответственных организаторов этого концерта был и мой отец – Миша Овсепян.

Каждый раз он немного нервничал. Абсолютно всё, чего касался отец и всё, что было им организованно, делалось на высшем уровне. Конкурс-концерт "Гарун Гарнан меч" не был исключением. Из года в год в него вносилось что-то новое, что-то усовершенствовалось, а иногда, лучшие номера повторялись. Это правилось всем: администрациям школ, учителям, детям, их родителям, да и просто зрителям театра. Это была весёлая, красивая, интересная, музыкально-танцевальная, развлекательно-познавательная программа, составленная умными, добрыми, компетентными людьми.

В окружении моего отца всегда было много достойных людей и занимали они разные должности и положения в обществе того времени. Мой брат, Гагик Овсепян, постоянно был рядом с отцом, танцевал в ансамблях и, как говорится, "вращался в этих кругах". Он был знаком почти со всеми. Я же, в силу своей некомпетентности в этом смысле, умышленно не называю никого, дабы, отметив одних, не обидеть остальных. Думаю, это правильное решение и читающие мой очерк люди не останутся на меня в обиде.

Так вот, в то воскресенье отец был полностью погружён в работу. Писал, переписывал, разбирал билеты. распределял номера и все такое. При всем этом, вечером собирался с нами в гости. Словом. работал дома, принимая во внимание всех и всё окружающее.

И вдруг ... Я никогда в жизни не забуду этот момент! Отец резко встаёт, очень неожиданно и. не взирая на наше удивление, бежит. Да, именно бежит в театр. Спустя полчаса до меня дошла весть...

Взрыв, паника, крики детей и их родителей. Шум, полный хаос, заплаканные лица и страх в глазах испуганных и доведенных до ужаса людей. Мне было страшно, мне всех было жалко тогда, но ... я искала отца. Я даже брату не сообщила, настолько была уверена, что с папой ничего не могло случиться. Я вообще надеялась, что он даже не дошёл до театра.

Но судьба жестоко обошлась с нами. Когда я очередной раз выкрикнула его имя, кто-то из сотрудников со слезами подошёл ко мне и сказал: "Мишу забрали в больницу". Не стану рассказывать о происходящем далее, ведь и так понятно. Но, не дай Бог никому испытать тот ужас, те несчастные, полные горя минуты, которые испытала сначала я с маленьким сыном, затем брат со всей родней и близкими.

Мне тяжело и больно писать об этом, но когда-нибудь надо было рассказать людям, которые помнят и по сей день любят папу.

"Мер пари Мишан", – когда я слышу эти слова сегодня, мне хочется плакать, но в то же время я рада, что я его дочь, я горжусь своим отцом.

Папа был очень здоровым человеком. Он никогда не болел. Видимо это и помогло ему прожить ещё двенадцать дней. Да, он находился в тяжелом состоянии, под капельницами. Но он боролся, боролся как мог. Он хотел выжить, чтобы осуществить свои планы: вырастить внуков, помочь своим детям, быть всегда рядом, воспитывать ещё не одно поколение учеников, которых он очень любил и ценил. Радовать, как только он умел, своих близких и друзей и. наконец, быть полезным обществу и делу, которому он посвятил свою жизнь.

Хочу сказать, что эта любовь, уважение и радость общения были взаимными. Дети очень любили своего учителя, слушали и уважали его. Он воспитывал, следуя принципу – не унижай. С малышами разговаривал на их языке, со взрослыми – дружил. Уважал личность в каждом.

Боже, как он любил свою работу! Он был "пронизан" и "пропитан" ею. Он обожал эти спортивные залы, в которых проводил репетиции. Он обожал звуки музыки, гомон детей, возню в школьных раздевалках, беготню и суету в коридорах.

Эти безобидные споры по организационным вопросам. А как он отстаивал интересы своих учеников-танцоров в разных РОНО, в комиссиях и так далее, и тому подобное ...

Он гастролировал со своими ансамблями по всей Грузии и Армении. Бывал также в Москве и Баку. В репертуаре ансамблей, кроме армянских были танцы народов СССР – грузинские, молдавские русские, украинские, узбекские, белорусские и т.д.

А как он "горел" на концертах, как дрожала каждая его жилка пока выступают его дети. Как он, опустившись на колено, подшивал платья девочкам, помогал мальчикам натянуть сапоги. И всё это без гордыни, без злости, но в то же время со строгостью и поучением.

Я помню слезы в глазах отца, когда ребята выполняли всё на отлично. Это были слёзы радости, гордости, можно сказать, счастья. Но при всём этом выввести на сцену Мишу было очень сложно. Он всегда скромно прятался за кулисами, в кулуарах, не взирая на крики и просьбы зрителей.

Меня это всегда огорчало, расстрайвало. Я хотела видеть его на сцене, рядом с братом, которым очень гордилась. Я хотела, чтобы все знали какой у меня папа, что он самый, самый ... Что он гордость семьи, гордость нашей фамилии, гордость школ, в которых работал.

Может это были амбиции маленькой девочки, выросшей без мамы, очень любившей папу и брата и привязанной к ним. Но согласитесь, это была правда, он был именно таким не только в моих глазах. Потому его по сей день люди помнят, любят и говорят о нём с огромным уважением.

Именно, благодаря этим людям мне представилась возможность писать о Мише Овсепяне, единственном в те годы хореографе-постановщике армянских танцев, работавшем в школах, Домах культуры и различных клубах.

Он настолько был предан своей работе, что, не взирая на усталость, без крошки хлеба во рту в течении долгого рабочего дня и сильнейшее напряжение, поздно вечером продолжал работать со взрослыми танцорами, давно окончившими школу. Я говорю об ансамбле "Саят – Нова", единственном тогда и. согласитесь, неповторимом. И пусть никто не обижается, прочитав эти строки, а участники ансамбля согласятся, наверно, со мной.

Среди них был и мой брат Гагик и все лучшие ученики папы. "Саят – Нова" гремел на всю Грузию, и не только... Попадали в него после строжайшего отбора. Много выступавших в этом ансамбле сами становились прекрасными хореографами – Серж Потоян (Франция), Ашот Данелян (США) Лиана Кашаванидзе (Тбилиси, Грузия), Светлана Огаджанян (Арцах), Артур Галустов (Украина) и другие - они продолжили дело моего отца.


Народными танцами отец увлекся еще в раннем детстве. Он подавал большие надежды и его заметили. В конце-концов он стал солистом в ансамбле грузинского танца при Грузгосфилармонии. Но у папы была мечта – содать при школах и районных Домах культуры кружки армянского танца, чтобы учить детей, а самых способных объединить в едином ансамбле армянского танца.

Он уезжает в Ереван обучаться азам армянского танца. Успешно закончив хореографические курсы и вернувшись в Тбилиси, он начал воплощать свою идею в жизнь. Правда, обучая других он учился сам. Каждый год ездил в Армению повышать квалификацию.

Первым ансамблем армянского танца, который в пятидесятые годы создал отец, был ансамбль при Доме культуры обувной фабрики "Исани". Старожилы помнят эти годы.

Потом появились и другие ансамбли. Дети так и тянулись к нему. Стоило одному ребенку в семье попасть к нему в ансамбль, так через некоторое время, глядишь, сын или дочь, а потом и внуки этого малыша приходили к нему. Через него прошли целые поколения. Отец был счастлив, что ему многое удалось воплотить в жизнь. Вот так работал Миша и радовался каждому новому дню, посвященному детям.

26 мая 1994 года отец умер. Он умер в возрасте 61 года. умер молодым и безумно энергичным, весёлым, задорным, умным, порядочным, честным … (хочу без остановки писать о нём только хорошее). Мои мысли и слова опережают перо.

Папа очень любил жизнь. Он умел любой праздник, любое застолье, да и просто встречу превратить в радостное событие. Все к нему обращались: стар и млад, близкие и не очень, друзья и просто знакомые. Он физически пытался всем помочь, не отказывая ни в моральной, ни в материальной поддержке, ни в духовной поддержке.

Мы с братом были ещё маленькими, когда от тяжелой болезни умерла наша мама . Отец, будучи преданным супругом, во-второй раз не женился. Свою жизнь он посвятил нам и любимой работе. Он был очень заботливым, внимательным, хорошим отцом. Был строг, но в то же время доверял нам; лелеял нас, и в то же время приучал к семейной жизни и трудностям; боялся за нас, но давал свободу выбора. Учил буквально всему.

К нему можно было обратиться по любому вопросу, он мог решить всё: от бытового до профессионального. Но с его смертью всё стало рушиться. Мы остались без отца, внук (тогда ещё единственный) без дедушки, ученики без учителя, общество без истинного тбилисца. Где и кем бы он ни был, это был человек с большой буквы.

Хоронил отца весь город. Я не говорю о тогдашнем правительстве, представители которого присутствовали на похоронах. Я говорю о простых жителях нашего города, которые сочли долгом прийти и почтить память. Я говорю о его коллегах, о родителях, об учениках, обо всех, кто в те тяжелые дни были рядом с нами, делили с нами горечь, нашу беду и, как могли, поддерживали нас.

Прошло много лет, но я снова говорю им спасибо. Так получилось, что нам с братом не дано судьбой заботиться о своих постаревших родителях. Их нет. Но мы счастливы, что у нас были именно такие родители. Мы гордимся ими и их внуки тоже. Где бы я ни была, гордо подняв голову, могу сказать: "Я дочь Миши Овсепяна!" И тогда все вспоминают годы, прожитые вместе, говорят о нём, многие плачут и я вместе с ними.

Слава Богу, мы с Гагиком сумели сохранить наши семейные традиции, тепло нашего дома, в котором почти всё сделано руками отца. Я очень старалась всё это передать моим сыновьям и надеюсь они будут помнить дедушку Мишу, пусть даже по рассказам, видео и фотографиям.

Знаю, сейчас я и половины того не написала, что можно было написать об отце. Люди, которые знали его достаточно хорошо и близко, его друзья, сотрудники, проводившие с ним долгие часы вместе, могли бы многое добавить. Прочитав, может так и поступят … Но во мне говорит душа...

Я не хочу и не могу писать сухо, официально, четко следуя хронологической таблице. Я умышленно не назвала даты, имена и фамилии, учреждения, должности, награды, дипломы и прочее. Не надо этого. Я пишу о папе! О папе, который, глотая слезы после смерти молодой красавицы жены, растил и воспитал своих двоих детей и приобщил к волшебному миру народного армянского танца тысячи детей, за которых готов был на любой подвиг.

До сих пор не могу понять, почему он произносил слова : "Я свою жизнь отдам за наших детей – армян". Что он имел в виду? Мне не нравились эти слова, но отец их всегда повторял. Теперь я знаю, что он имел ввиду.

Судьба так распорядилась, что свою жизнь он отдал в любимом им армянском театре, перед началом детского спектакля, находясь в своей стихии – у сцены, рядом с детьми.

Моя семья всегда будет благодарна тем людям, которые говорят о нашем отце, помнят его, чтят его память и пытаются напомнить и рассказать всем о человеке жившем, работавшим и очень любившим свой родной город Тбилиси, об истинном тбилисце – ОВСЕПЯНЕ МИШЕ МНАЦАКАНОВИЧЕ.

Гаянэ Овсепян