Артэм Григоренц - Вот было время! – всякий раз вздыхает Альберт Амаданян, если речь заходит о временах, когда он еще пел в фольклорном ансамбле при редакции
армянских радиопередач, которые ежедневно шли на средних волнах грузинского радио. «Увы, - сетует он, - теперь не то что такой ансамбль,
вообще сами эти передачи отменили… И кто-то еще смеет ругать то старое время?!»

Не так давно мы с Альбертом, скромно хлебосольничая у него дома и провозглашая общепринятые, традиционные тосты, понемногу попивая
настоящую тутовую водку, присланную ему из Армении, вдоволь побеседовали по душам. Он вновь и вновь вспоминал свое прошлое, ансамбль, с которым
связаны наверно его лучшие молодые годы… Крохотный отрывок из нашей беседы, надеюсь, откроет причину его ностальгии.
– Вот было время! – и в этот раз сокрушался Альберт о том, канувшем в историю, ансамбле радио под руководством известного виртуоза кяманчи
Левона Карахана, в котором звучали: кяманча, тар, дудук, кларнет, фортепьяно, аккордеон, двол, дайра. – В городе было полно музыкантов,
игравших на этих инструментах. Теперешняя молодежь о них и понятия не имеет.
Тут я и сам задался вопросом: неужели никому не интересно сохранить такой экзотической колорит? Даже отцам нашего города?! Ведь для
иностранных туристов, на которых они возлагают такие большие надежды, восточные ансамбли окажутся просто находкой!

– Как видишь, некому! – нахмурился Альберт. – В этом году, после смерти Мукуча, никто из местных музыкантов не выступал на празднике
«Вардатон»2… Позор!
– Уж и не говори… – согласился я. – Мукуч Казарян оказался последним из могикан среди тбилисских таристов, а в его ансамбль «Саят-Нова» так
никто и не взялся вдохнуть новую жизнь. А он, что ни говори, больше полвека держал его на плаву.
– Это точно! – согласился Альберт.
– Но что поделать, время, видно, берет-таки свое – нынче синтезатор задушил живое исполнение.
– Нет, не скажи! – живо возразил Альберт. – Думаешь, в Ереване нет синтезаторов? Но посмотри тамошние телепрограммы, какие молодые
дудукисты, какие кяманчисты там выступают на разных концертах и конкурсах!.. Зачаруешься!
– А может, самому тебе, Альберт, взяться вытянуть эту телегу из канавы? – спросил я.
– Без поддержки со стороны, без меценатов ничего не выйдет!
– Странно, однако! Но есть ведь в Тбилиси «бина» музыкантов-восточников. Я сам недавно проходил мимо на Авлабаре и видел их там… А они почему не
выступили?
– Запал уже не тот. Кто теперь играет с той охоткой, какая, например, была у дудукиста Огоса Касьяна? Царство ему небесное. Какие только ходы
он не выделывал на кларнете! И всякий раз что-то новое! Любо-дорого было слушать!
– Грустные вещи говоришь, Альберт… – расстроился я.
Наступила небольшая пауза, после которой Альберт лукаво улыбнулся:

– Ладно, что есть – то есть. А чтоб тебе не стало окончательно грустно, расскажу одну забавную историю. Только прежде грамотно ответь мне: что
ты знаешь о кларнете?!
– Как «что»? – удивился я неожиданному вопросу. – Разное знаю. Его классический образец появился в Германии в XVIII веке… Незаменим в
симфонических и духовых оркестрах. На нем чудесно исполняется также и восточная музыка. Благодаря своему звуку он и получил название от
латинского слова «клара», означающее «чистый, ясный, красивый...»

– Ну, а как выглядит? – оживился Алберт.
– Издали похож на гобой. Изготавливают, как правило, из черного дерева. Бывает, и из эбонита…
– Отлично! – обрадовался Альберт. – Дальше можешь не продолжать! Значит, говоришь, «из черного дерева» ?!
– Или из эбонита! – подтвердил я...
В верховьях Авлабара, там, где начиналась бывшая улица Кропоткина, жил некий Гарник. Многие в его округе знали о нем то, что он работает на
какой-то обувной фабрике, неважно какой – «Исани» или «Модельной обуви», главное, что, по его словам, он играл в самодеятельном оркестре родного
фабричного клуба – этой подробностью он сам всем прожужжал уши. Что это за оркестр – неизвестно, зато из его дома регулярно и отчетливо
доносились однообразные звуки кларнета: Гарник старательно играл гаммы и упражнения.
Он нередко захаживал в «бину», но чаще – в клуб имени Дзержинского, где базировался милицейский духовой оркестр маэстро Желтухина – любил
там порассуждать с коллегами на профессиональные темы. Например, о преимуществах и недостатках «тяжелых» и «легких» кларнетовых тростей,
или почему все кларнетисты-классики перешли на «французскую» аппликатуру, а «восточники» упрямо держатся за «старомодную немецкую»?..
У Гарника был по-детски доверчивый характер, хотя сам имел жену и ребенка. Если, например, после долгожданного ливня, в разгар июля,
серьезным видом сообщить ему, что в это же время на другом берегу Куры, в районе Ваке, выпал снег высотой в 10 сантиметров, он без всяких
сомнений только воскликнет: «Ва-а… Ты пос-с-смотри!»
Такое простодушие просто несравнимо с ушлостью и предприимчивостью окружавших его коренных авлабарцев из потомков подлинных тифлисских
кинто, о которых еще К. Паустовский писал «…полунищих, веселых и наглых. Умеющих делать деньги "из воздуха", из анекдота, из неприличной шутки,
из "ишачьего крика".
Как-то раз Гарник ехал в трамвае и заметил там доолчи Гарсо. Гарник не был с ним близко знаком, но знал, что тот, проживает где-то неподалеку
от их околотка. Но главное, что работает в знаменитом ансамбле грузинского танца, под руководством Илико Сухишвили и Нино Рамишвили,
где искрометно отбивает ритмы на дооле. Видно, Гарсо ехал на работу, так как при нем был его доол, заказной, весьма недешевый, надежно упрятанный
в утепленный толстый чехол. Когда сидевший рядом пассажир сошел на своей остановке, Гарник тотчас занял освободившееся место и, улыбнувшись
музыканту, легонько шлепнул по его инструменту:
– Здравствуйте! Я знаю, вы один из лучших доолчи в городе! Недаром, Сухишвили-Рамишвили взяли вас в свой ансамбль!
В ответ на лестный комплимент Гарсо тоже улыбнулся. Не теряя времени, Гарник сообщил, что он тоже музыкант, играет на кларнете. А поскольку в сухишвилевском ансамбле вместе с гармонистами и доолчи участвуют и дудукисты, играющие еще и на кларнете, правда, не так, на его взгляд, виртуозно, то попросил Гарсо походатайствовать перед знаменитыми хореографами о его принятии в их ансамбль.
Как истинный авлабарец, Гарсо тотчас смекнул, с кем ему сегодня послала судьба ехать в одном трамвае, и, недолго думая, пообещал безотлагательно исполнить просьбу. Обрадованный Гарник, в свою очередь, обещал Гарсо, в случае положительного исхода дела, достойный магарыч.
- Какой еще магарыч!.. – замахал руками Гарсо. Если есть хоть какой-нибудь шанс помочь своему соседу по «убану»2, то как же его не использовать?! Как не постараться ему уговорить Сухишвили-Рамишвили, открыть для Гарника вакансию!..
Едва дождавшись следующего дня, Гарник подкараулил доолчи возле его дома:
– Ну, что?.. – с замиранием сердца спросил кларнетист.
Один Господь еще знает: в ту ли секунду ответ родился у Гарсо, или он одготовил его заранее. Но то, что услышал Гарник, изумило бы любого кларнетиста в мире.
– Сухишвили сказал мне, – заговорщически зашептал Гарсо, - что может взять тебя к себе! Только при условии, если будешь у него солистом. А для этого у тебя должен быть… белый кларнет!
Почесав затылок, на миг призадумавшись, Гарник только ответил: «Понял!» и, вежливо попрощавшись, ушел.
Спустя пару недель Гарник опять дождался Гарсо возле его дома:
– Здравствуй, дорогой! – широко улыбался он Гарсо. – Посмотри!..
Он раскрыл футляр, снял бархатную тряпицу. Белый кларнет! Белый, как цельное молоко, сверкал лаковым покрытием.
От неожиданности Гарсо закашлял, да так сильно, что чуть не поперхнулся. С трудом придя в себя, восторженно произнес:
– Великолепно! Представляю, какой будет потрясающий эффект! Сегодня же сообщу Сухишвили, что ты просто молодец… Но как тебе такое удалось? –
искренне спросил Гарсо.
– Очень просто. Разобрал все клапаны и отнес корпус автомобильному маляру. Эта лучшая импортная краска!.. Потом снова собрал все как надо.
– Ну, а звук? Звук не пострадал?!
– Нет. Новый мне еще больше нравится! – ответил довольный кларнетист.
Когда настал момент сообщить Гарнику «ответ» Илико Сухишвили, Гарсо, сделав торжественно-траурное выражение лица, произнес:
– В бухгалтерии категорически!.. Категорически не согласились увеличить штат еще на одного духовика. А вот гармонист… Гармонь им точно нужна!
Если ты еще и ее освоишь, то дело будет решено на все 100% в твою пользу. Да еще и будут доплачивать за совмещение инструментов!
- Мне только гармони не хватало! – гордо возразил Гарник. – Пускай сами ее осваивают! А я духовик, и не стану растягивать чье-то пустое голенище
сапога!..
Спустя некоторое время Гарник как-то встретил на улице музыкантов из армянского ансамбля народных инструментов, очень популярного среди
тбилисских любителей этого жанра:
– Я слышал, у вас скоро гастроли по Армении. Я никогда там не был – меня тоже, ну, примите к себе! Мне достаточно две-три репетиции, чтобы
полностью войти в программу!
– Ты знаешь наш репертуар, что так уверен в себе? – расхохотались музыканты. – Полгода репетируем по нескольку часов в день, и то у нас
пока не все гладко!
– Вы что, себя со мною сравниваете? – выпятил грудь Гарник. – Еще знаменитый кларнетист Павле Гоголадзе и дядя Лева Каламкаров восхищались моим абсолютным слухом!
– Тогда покажи нам свою игру! – дружески хлопнул Гарника по плечу аккордеонист Рубен, а за ним и дудукист Сево. – Пригласи к себе домой, накрой стол, а мы придем со своими инструментами, будем и пировать, хлеб-соль кушать, и поиграем вместе.
– Ваш руководитель тоже придет? – обрадовался Гарник.
– Мы скажем. А придет или нет – ему решать!
– Пусть так! – согласился Гарник.
– Тогда завтра пойди на базар, начни подготовку, а к тебе визит мы послезавтра, после репетиции нанесем, хорошо?! – уточнил Рубен и одобряюще, как бы приятно предвкушая пиршество, пошлепал Гарника разом обеими руками по животу и по спине.
– Ну, договорились! – радостно согласился Гарник.
Гости, как и обещали, пришли в условленное время, правда, не все. Во дворе их встретили любопытные взгляды множества высыпавших из дому от мала до велика соседей. Надо отметить, Гарник постарался на славу, и те, кто пришли к нему, не пожалели – стол был вполне обильным: неплохая колбаса, подрумяненная картошка, овечий сыр, скумбрия в уксусной подливе, свежая зелень… – Ну, что еще больше нужно простому музыканту?! К тому же вино оказалось весьма приличным. Когда выпили пару-тройку тостов – за благополучие в этом очаге, куда гости сегодня впервые ступили ногой, за успех
задуманных дел, за десницу-кормилицу, Гарник потребовал от жены открыть окно:
– А это зачем? – удивилась она, и с нею все гости.
– Пусть и соседи послушают, я не жадный! – благодушно заявил он. Затем аккуратно, словно священнодействуя, стал собирать части своего белоснежного инструмента. В последнюю очередь, сняв с мундштука колпачок, поправил трость, смачно облизал, проверил звучание, издав при этом, и еще в последующем, множество петухов-киксов, наконец, вставил мундштук в бочонок…

После этого по всей квартире и далеко за ее пределами стал распространяться набор всяких вообразимых и невообразимых нот, армянских и азербайджанских, грузинских и русских, индийских и арабских, еврейских и китайских, восточных и западных, северных и южных ладов и отрывков разных мелодий. Моментами казалось, что Гарник решил организовать всем некую музыкальную викторину.
Когда он, в конце концов, закончил играть и победно накрыл трость колпачком, все разинули рты, не зная, что и сказать.
– Ах, Гарник-джан, а ты не смог бы нам сыграть песню Саят-Новы "Тамам ашхар птут экав" или «Дун н глхен» – робко спросил дудукист Сево, – а я
тебе «дам»3 буду поддерживать...
– Так я как раз и играл вам «Дун эн глхен!..» – очень удивился Гарник тому, что никто не сумел отгадать такого простого «вопроса» из его викторины.
26 июля 2010, Тбилиси
___________
1. Традиционный праздник роз «Вардатон», организуемы в последнее
воскресенье мая, посвященный Саят-Нове, у его могилы во дворе церкви
«Сурб-Геворг».
2. Околоток – русскоязычный тбилисский сленг, от грузинского «Убани».
3. Дам – басовый тон мелодии.